За окном разговаривали, где-то хлопнула дверь ... Голоса стали еще громче. Сквозь заспанные веки я посмотрел на часы…Табло высвечивало пять тридцать. Я вместе с головой зарылся под подушку. Проваливаясь в сон услышал : жж-жих, жж-жих. Это косила траву соседка моей бабушки. Героиня моего повествования, Денисова Анастасия Михайловна. Она родилась в селе Синжаны, тогда еще Ивановской области. Детство Насти, так толком и не успевшее начаться, было безжалостно растоптано войной. Ей было четырнадцать, когда в страну пришла страшная беда. Один раз, Анастасия Михайловна с милой простотой угощала нас чаем и делилась воспоминаниями о той жизни, полной боли, горя и тревог. « А что? Четырнадцать солидный возраст для военного времени »,- с тенью грусти говорила она… Во время войны Анастасия Михайловна работала в колхозе и на лесозаготовке. «Страшное было время! - рассказывает Анастасия Михайловна, - Нищета, голод, непосильный труд женщин и детей. Трудились все от зари до зари . Спрос с детей был как и со взрослых. Порой хотелось все бросить и убежать, упасть в траву и вытянуть руки и ноги. Хотелось закончить работу, так как существовал неполный рабочий день. Но разве закончишь!? Лесозаготовка осталась в памяти навсегда. С мая до ноября трудились в лесу. Норма - пять кубометров дров в день. Валили деревья двуручной пилой. Лето, жара, очень хотелось пить. Из бересты делали воронку, вдавливали ее в мох и пили коричневую, кисловатую на вкус воду. Вековые деревья огромные, не обхватишь. Смола стекала по сосновым стволам, превращаясь в смолистый камень. Пила забивалась этой смолой, и никак не пилила. Не под силу девчушкам делать пропилы. Местный лесник жалел нас как мог. Выпрашивал у местных властей керосин , чтобы смазывать пилы (керосин растворял смолу ). Спецовку и рукавицы тоже не выдавали, а те, что были взяты из дома, быстро рвались. Руки покрывались огромными мозолями, которые лопались и тут же на их месте появлялись новые. Пальцы трескались. Это длилось до тех пор, пока руки не огрубели. Весь день голодными пилили деревья, обрубали и складывали сучья. Норму старались выработать все ( радовались когда хвалили). Да и как не потрудиться, за сверх нормы выдавали дополнительный талон на ужин. Ужин ,правда, был не вот уж какой, три ложки пшеничной каши , сваренной на воде. « Суточную норму хлеба, шестьсот грамм, выдавали утром. Пока шли до лесной делянки, хлеб съедали»- рассказывает Анастасия Михайловна. « А что же? Обеда не было?» - спрашиваю я. « Был и обед …» - улыбаясь, говорит она, - Постные щи из щавеля или крапивы, суп из лебеды, на второе жидкая, седоватая картошка». Работа была не только физически тяжелой, но и опасной, можно было погибнуть под завалами. В первые дни десятник показывал, как надо свалить дерево, как подрубить, чтобы оно упало в определенную сторону, схорониться, чтобы комлем не убило. Высота пенечка при спиле не должна была превышать трех сантиметров от земли. И Боже упаси повыше ,норма напиленного леса урезалась, а вместе с ней и норма хлеба. Береза, осина, ольха и верхушки сосен и елей пилили на метровые чурки, а затем их кололи на поленья ,они шли для топок паровозов. Сосновые и еловые бревна четырехметровой длины укладывали в штабеля. Первые ряды укладывались легко, накатывали по настилу ,а на двухметровую высоту закатывали уже с помощью ломиков. После уборки делянки, «десятник» выдавал справку об окончании работы. Эта справка сдавалась уже в свой сельсовет по возвращению домой. Дома тоже нищета и голод. Зимой возили сено с дальних лугов на санях, которые тянули чахлые, измотанные работой , лошаденки. С наступлением весны выходили на колхозные поля с лопатами в надежде найти оставшийся картофель. Промерзлую картошку протирали на терке, добавляли немного муки и пекли блины. «Бывало, что и мука к весне кончалась», – рассказывала Анастасия Михайловна,- Так в эту картошку солодовую траву добавляли. Она пыхтит , словно с закваской. Вот такие лепешки «шлеп – на – шлеп» назывались . » Во время уборки хлеба вязала Анастасия Михайловна снопы, составляла их в суслоны, а затем вилами грузила эти снопы на телеги и их увозили в скирды. Подоспевала сенокосная пора. Приходилось вставать в два часа ночи, чтобы добраться до луга до восхода солнца, по росе покосить траву. Вот и сейчас в свои 88 лет не признаёт Анастасия Михайловна современную технику. Косит у себя под окном траву ручной косой. « От росы, да от моей косы травушка поет» - улыбаясь говорит она. Годы, годы! Вы неумолимо отсчитываете время, старите людей. Вы многое можете. Не справиться вам лишь с памятью человека, не вычеркнуть, не затенить то, что было и никогда не забудется.!